В дневнике Евгения Гришковца появился целый рассказ о гастролях в Татарстан

Писатель высказал свое впечатление о нашем городе и о встрече с челнинцем Фанисом, с которым он вместе служил на Тихоокеанском флоте.

 

… Через час после купеческой, низкорослой и старинной Елабуги въехали мы в город Набережные Челны, который не купеческий и не старинный. Таких необъяснимо широких улиц я не знаю ни в одном городе. Это даже не улицы и не проспекты. Это какие-то пространства между одинаковыми девятиэтажными домами. Понятное дело, что когда, не так уж давно, строили этот город, никто землю не берёг и не экономил.

 

Наверное, на макете и на плане архитекторов всё выглядело красиво и лихо. Но, в итоге, получилось так, как получилось.

 

Девятиэтажки в Набережных Челнах в основном такие же, в какой я жил много лет в городе Кемерово. Такие, которые с одной стороны с балконами, а с другой стороны с лоджиями. Только в Кемерово такие девятиэтажки ставили лоджиями во двор, а балконами на улицу, в Набережных Челнах же сделали наоборот. Люди, разумеется, все эти лоджии застеклили и закрыли рамами. Застеклили кто во что горазд и каждый по-своему. Так что от стройности макета и проекта не осталось ничего. Печально народное творчество в области стекления лоджий и балконов. Удручает оно своим диким разнообразием.

 

Город очень длинный, больше двадцати километров. И понять в нём находишься ты в центре или на окраине приезжему человеку не удастся ни за что. Дороги ужасные. Дороги таковы, что кажутся испытательным полигоном для выпускаемых в городе КАМАЗов.

 

Да к тому же приехал я вечером и в такое время года, когда при всей благожелательности город невозможно увидеть с лучшей стороны и признать хотя бы местами красивым. Возможно, в разгар лета, когда деревья будут зелены, а не голы, когда дороги не будут похожи на череду малых и больших водоёмов, и не будет гор тёмного, талого снега по обочинам, тогда Набережные Челны можно будет увидеть такими, как их задумывали построившие город люди, которые, я уверен, не желали зла тем, кто теперь в городе живёт.

 

Встречал в Набережных Челнах и очень ждал меня мой бывший сослуживец Фанис…

 

Фанис, надо отдать ему должное, приложил много усилий, чтобы мы повстречались, и у нас появилась какая-то ниточка отношений. Он лет пять тому назад не поленился и приехал в Уфу, когда я там был на гастролях. Он проделал длинный путь, не будучи уверен, что я его узнаю и буду ему рад. Он очень волновался в нашу первую встречу. Ему явно было непросто решиться на то, чтобы прийти ко мне за кулисы. А вдруг бы я сделал удивлённое лицо или вовсе отказался разговаривать… Потом он приезжал не раз и в Уфу и в Казань, когда я там был со спектаклями. Всегда приезжал с подарками и гостинцами.

 

Фанис был очень особенным человеком у нас на корабле. Он был секретчиком. Я всё время удивлялся – он говорил и говорит с заметным акцентом, и мне думается, что по-татарски он говорит, думает и пишет свободнее, чем по-русски. Однако, по-русски он писал без ошибок, очень хорошо формулировал и обладал исключительно красивым почерком. Ещё он был практически самым высоким в экипаже. За 1.90 точно. Высокий, стройный, с идеальной осанкой и тонким, орлиным носом.

 

А ещё он, чёрт возьми, был самым, самым аккуратным. Понятное дело, что будучи секретчиком он имел дело с пишущей машинкой и документами. Ему не было надобности чистить пушки или обслуживать механизмы. Однако, он был как-то невероятно аккуратен, чистоплотен и почти элегантен. Он даже робу (рабочую одежду) умудрялся ежедневно наглаживать утюгом так, что, казалось, можно порезаться о стрелки. Он всегда был идеально чист, опрятен и безупречен. Многие, да и я в том числе сердились на него. Потому что чуть ли не каждое утро старпом или боцман выговаривали нам в том смысле, что посмотрите – вот вам татарин, а он такой чистый и аккуратный, а вы… Ивановы, Петровы, Сидоровы, мать вашу…

 

Принял меня Фанис… что называется шикарно. Я давным-давно не был за семейным, домашним столом, накрытым и исполненном в том самом незабвенном советском стиле. У нас дома таких застолий не бывает, мы про них забыли, да и у моих родственников и знакомых теперь уже так не принято. У Фаниса же на столе было всё в лучшем виде и всё продумано. К тому же, это был татарский стол. А за таким столом я был впервые в жизни.

 

Я поел всего. Всё было отменно, и многое имело незабываемый с детства вкус. Неподражаемый вкус! Выпили мы с Фанисом бутылочку местной татарской водки. И она была хороша. В финале ужина был подан белеш (я не ошибся, именно белеш, а не беляш). Это закрытый пирог круглой формы, тонкого теста, начинка которого — мелко резанная картошка и говядина. Бывает белеш с гусем. Его я отведал на следующий день в ресторане. И тот и другой были чертовски вкусны. Особо вкусно тесто, которое является дном пирога. Оно тонкое и пропитано соком. Его кладут, видимо, сначала гостям и уважаемым людям, небольшими кусками, так как на всех дна, как известно, не хватает.

 

С такой начинкой бывают и маленькие пироги треугольной формы Так и называются – треугольники. Только по-татарски я слово «треугольник» не смог ни выговорить, ни запомнить.

 

Потом был чай из правильных чашек и чайника, вкуснейший чак-чак, баурсаки (это татарский десерт, его описывать не буду, иначе захочу, а где ж я это возьму?).

 

Тёща Фаниса в белом платке и в традиционной татарской одежде за чаепитием очень выразительно высоким голосом по просьбе Фаниса читала стихи. Читала советских поэтов.

 

Меня в этом доме задарили. Для меня был приготовлен очень высокий чак-чак, вяленый гусь был хорошо упакован и уложен в красивую холщовую сумку, были ещё гостинцы… Но больше всего меня поразил мой сослуживец тем, что для всех членов моей семьи он приготовил валенки. Валенки разноцветные, разной высоты и очень хорошего мягкого войлока. Я был тронут, абсолютно растаял и давил в себе наворачивающуюся слезу.

 

Я совсем, находясь в небольшой, очень аккуратной и какой-то стерильно чистой квартире Фаниса, с этим богато накрытым столом, с маленькой тёщей и улыбчивой женой, чувствовал себя не в квартире, а в доме… Традиционном татарском доме, и совсем не в девятиэтажке, и совсем не в новом, индустриальном, неуютном городе… Наоборот. Я был в тепле, добре и сердечности, у человека, который меня ждал и очень хотел доставить мне радость.

 

Фанис не был бы Фанисом, если бы не потряс меня окончательно тем, что достал откуда-то совершенно затёртый маленький блокнот, точнее, записную книжку с адресами и телефонами, открыл её и показал мне исписанную страницу. Я сначала даже не понял, что он мне показывает. Страница была мелко исписана… Но я пригляделся и не поверил глазам. Я увидел свой юношеский почерк и прочитал адрес того дома, из которого когда-то ушёл на службу и в который со службы вернулся. Адрес девятиэтажки, какими застроен город Набережные челны…

 

Эту запись в блокноте у Фаниса я сделал почти ровно 26 лет назад, незадолго, за какой-то час до того, как покинул службу и расстался с Фанисом больше чем на двадцать лет. У меня даже голова закружилась от того, что я увидел и от того, что держал эту записную книжку в руках. Аккуратный малый, мой сослуживец и товарищ Фанис!…

 

Обязательно приеду к нему в следующий раз подготовленный. Ну а уж если он решится приехать ко мне с берегов Камы, то ему точно мало не покажется.