ОП «Дальний» - “эффект Люцифера”

В 1971 году исследовательская группа Филиппа Зимбардо переоборудовала подвал факультета психологии Стэнфордского университета, устроив там небольшую тюрьму с камерами-клетками, помещением для надзирателей и карцером. Для участия в двухнедельном эксперименте были набраны студенты-добровольцы. Участники прошли тщательный отбор (“конкурс” составлял три человека на место) – из эксперимента исключались люди с неустойчивой психикой и возможной склонностью к насилию и агрессии. Случайным образом – с помощью монетки – их разделили на две подгруппы: “надзирателей” и “заключенных”.

Тех, кому выпало быть заключенными, “арестовали” (в начальной стадии эксперимента принимала участие полиция) и с завязанными глазами привезли в “тюрьму”. “Надзирателям” объяснили, что их задача – обеспечить функционирование тюрьмы в течение двух недель, а каким образом – решать им самим. Иными словами, им была предоставлена полная власть над заключенными. За тем, что происходило в “тюрьме”, исследователи наблюдали с помощью скрытой камеры, вмонтированной в стену тюремного коридора.

Наверное, вы уже поняли, что произошло. Спустя всего шесть дней Филипп Зимбардо был вынужден остановить эксперимент. Часть “надзирателей” стала вести себя откровенно садистским образом, наслаждаясь безграничной властью над “заключенными”, придумывая изощренные издевательства, вплоть до сексуальных, другая же часть никак им в этом не препятствовала. Обычные люди за несколько дней превратились в насильников или пассивных свидетелей насилия. Это исследование получило название «Стэнфордский тюремный эксперимент» (www.prisonexp.org).

Такого рода эффект – Зимбардо называет его эффектом Люцифера – впоследствии наблюдался и изучался множество раз. Социологи и социальные психологи, включая Зимбардо и не менее известного Стэнли Милгрэма, пришли к заключению, что, изменяя системные факторы – создавая соответствующую идеологию, наделяя безграничной властью, снимая ответственность, обеспечивая анонимность и т.д. – можно способствовать тому, что значительная часть людей (не все!) начнет совершать насильственные действия. За примерами далеко ходить не надо – я думаю, многие из прошедших службу в Советской и Российской армии испытали этот эффект на себе. “Деды”, совершающие подчас чудовищные вещи, которые заканчиваются увечьями, убийствами и самоубийствами, при ближайшем рассмотрении оказываются вполне вменяемыми ребятами. Вспомните случай с Андреем Сычевым. Почти все, кто встречался с сержантом Александром Сивяковым, истязавшим Сычева, говорили: обычный парень, не садист, такой как все. То же самое говорили те, кто встречался с сержантом Айвеном Фредериком, издевавшимся над иракскими военнопленными в тюрьме Абу-Грейб.

Отдел полиции «Дальний» оказался в одном ряду с Абу-Грейб, став еще одним символом насилия тех, кто облечен властью, над теми, кто совершенно беззащитен в закрытых институтах. Многие в эти дни задаются вопросом о том, как сотрудники этого отдела прошли аттестацию или переаттестацию. Но дело не в организации аттестации. На днях я разговаривал с сотрудником полиции, который знает одного из участников насилия в «Дальнем». Он говорит о нем все то же самое: нормальный, обычный, ничто не предвещало…

Для любого внимательного наблюдателя очевидно, что случай в ОП «Дальний» типичен для российской системы “правоохранительных” органов (хотя в последние дни эта система вовсю использует стратегию антитипизации, арестовывая одних только сотрудников «Дальнего»). Произошедшее в очередной раз свидетельствует о том, что реальные (а не декларируемые) цели этой системы заключаются не в обеспечении безопасности граждан, а прежде всего в демонстрации эффективной “борьбы” с преступностью. В социологии существует понятие “приватизация социальных проблем”, обозначающее практики, в ходе которых институт, ответственный за решение проблемы, присваивает ее и начинает использовать в качестве источника материальных ресурсов, статуса и престижа. МВД “приватизировало” социальную проблему преступности в этом смысле. Между тем социологи указывают, что сотрудники ведомства, “приватизировавшего” проблему, обычно оказываются перед двойственной задачей в стремлении оправдать свое существование. С одной стороны, они должны демонстрировать, что их проблема по-прежнему является очень серьезной (это означает, что ни в коем случае нельзя сокращать финансирование, напротив, его необходимо увеличивать). С другой стороны, они должны демонстрировать, что их усилия эффективны. В случае с МВД вторая задача решается с помощью показателей раскрываемости преступлений. Продемонстрировать высокую раскрываемость – фактически любой ценой – оказывается важнее, чем обеспечить безопасность граждан.

Сотрудники МВД имеют работу, получают зарплату и поощрения, отчитываются об успехах, продвигаются по служебной лестнице, получают очередную долю бюджетного финансирования и т.д., но ценой такого “успешного” функционирования системы органов внутренних дел зачастую являются страдания людей – подвергаемых пыткам и невинно осуждаемых, их близких, а также жертв рельных преступников, справиться с которыми полиция оказывается не в состоянии. Вам не кажется, что события в «Дальнем» и продолжающаяся череда убийств пожилых женщин в Казани – взаимосвязанные явления?

Фундаментальные причины того, что произошло в «Дальнем», не связаны с личностными особенностями полицейских. На их месте могла оказаться значительная часть нынешних сотрудников полиции. Насилие по отношению к задержанным “запрограммировано” институциональными чертами системы внутренних дел, и без изменения этого института подобные преступления будут совершаться и в дальнейшем, только теперь, я предполагаю, будут гораздо более тщательно скрываться.

Все вышесказанное не означает, разумеется, снятия ответственности с сотрудников «Дальнего». У людей в отличие от животных всегда есть выбор – подчиниться давлению ситуации или сказать «нет». Мне бы очень хотелось услышать мнение самих действующих и бывших сотрудников органов внутренних дел – как тех, кому удается сопротивляться ведомственной логике и давлению системы, так и тех, кто подчинился им, – о том, как эта система формирует людей и в свою очередь создается людьми. Надеюсь, это поможет нам понять, возможно ли реформирование этой гигантской заскорузлой машины насилия или необходимо создание параллельных структур контроля над преступностью, которым впоследствии будут переданы все полномочия такого рода?