Фарид Бикчантаев: «В японском театре артистам кричат: «Ты устал!»

– Три года, как коллектив возглавил художественный руководитель Олег Киньзягулов, мой ученик. Мы с ним давно говорили о сотрудничестве. Вот, как говорится, это время пришло. Театр переехал в новое здание, в финансовом плане  хорошо себя чувствует и, по словам Олега, готов приглашать для новых спектаклей других режиссеров. Он мне сказал: «Фарид абый, мы начнем с вас!».

 

 

– (Улыбается.) Не потому, что ей 128 лет. Просто хочется еще раз с «Чайкой» (16+) встретиться. Кроме того, для труппы  театра, мне кажется, это интересный опыт. Сейчас с артистами привыкаем друг к другу, ведь у нас разные школы, разный репертуар. Вообще, в театре должны быть разные пьесы – татарские, русские и зарубежные. 

 

 

– Да, в 1995 году я ставил эту пьесу с первым своим выпуском актерского курса. И здесь будет использован тот же перевод на татарский язык, который мы долго редактировали с Ильдусом Ахметзяновым и  тогда еще  студентами Ильтазаром  Мухаматгалиевым и Искандером Хайруллиным.  Да и сейчас продолжаем  текст совершенствовать.

 

 

– Нет, к этому моменту в принципе уже все сложилось. Я, конечно, многих артистов знаю. Например, с Рафилем Сагдуллиным  мы однокурсники по Казанскому театральному училищу, Фердинант Насретдинов – мой студент, Разиль Фахертдинов тоже воспитывался в нашем Камаловском театре. А о тех, с кем не сталкивался, я разузнал благодаря юбилейному вечеру актрисы Миляуши Имамовой. После спектакля мы с Олегом ходили, как два шпиона: я расспрашивал об актерах, которых видел впервые.

 

 

– Все вместе, что вы перечислили.

 

 

– Нину Заречную репетирует Зульфия Галиуллина, Ирину Аркадину – Энже Шигапова, Евгения Дорна – Илфат Аскаров, а Константина Треплева – Фердинат Насретдинов и Марсель Мусавиров.

 

 

– Хочется попробовать все мужские роли. Мне интересны образы Треплева, Дорна, Шамраева.

 

 

– Нет, такого у нас не будет. Но идет поиск, мы еще в работе. Насчет костюмов на днях с художником встречались.

 

 

– Пьеса многослойная, в ней много уровней, направленных на разное восприятие. Там и про любовь, и про жизнь. На первом месте – творчество, которое надо сохранить. Что оно – мука или радость? Страдание или вдохновение? Мы на репетиции пытаемся раскрыть эту тему. Автор назвал пьесу комедией и сам открыл этот жанр. Это его первая пьеса, где нет сюжета как такового, первый шаг в сторону парадоксального театра. С нее действительно начался театр и драматургия ХХ века. Чехов всегда избегал любой назидательности, растворял свою историю, поэтому его очень тяжело ставить. Самая большая проблема в том, что он перемешал безусловное с условным. Так, я не знаю, как претворить на сцене его хитрый замысел: никаких кулис, пространство, открывается вид на озеро. Как создать на сцене живую воду? Озеро же не привезешь, настоящую Луну не повесишь. А это самая важная, узловая часть для Треплева. В этом проблема. Пьесу не воспринимают, поскольку она не совпадает с представлением о театре, к которому привыкли. Так что у нас будет свое решение и свои секреты.

 

 

– Это высший пилотаж, идеальный вариант для режиссера, поскольку идет совместная работа.  

 

 

– С ним всегда сложно. Я предпочитаю уважительное отношение к нему. Хорошо, когда наши чувства взаимны. После спектакля люблю слушать  аплодисменты.  Знаете, как  благодарят артистов в японском театре? Помимо аплодисментов, им кричат: «Ты устал!».

 

 

– В нашем театре есть спектакли, не собирающие полный зал, – это «Дон Жуан» Ж.-Б. Мольера (16+), «Пять  вечеров» А. Володина (16+).  Зрители приходят именно на эти постановки.  Мы благодарны им, они – нам за нашу трактовку известной пьесы.

 

 

– Нет, я хожу за кулисами, слушаю трансляцию.  У артистов есть такая присказка: «Не мешай мне. Я же не мешал тебе во время репетиции».  Кем мне сидеть в зале, понимая, что ничего не сможешь поменять? Когда вышел спектакль, совершается «бархатное предательство».  Я уже не режиссер. У спектакля другой, свой, зритель.

 

 

–  Набережные Челны – город молодой, и театру, мне кажется, нужны смелость, дерзость, модернизация. Не бояться экспериментов, уметь работать в одной команде, и самое  главное – творческая дисциплина. Очень хочу, чтобы в театр пришел молодой новый зритель. Театр – это не только текст, сюжет, язык оригинала. У него еще свой язык – мизансцены, пластики, жестов, взглядов. Большую роль играет энергетика, атмосфера иногда сильнее влияет, чем слово. Много знаков, когда важно не «что», а «как».  Известно выражение Т. Манна: «Театр – это место, где толпа превращается в народ».  В этом вся прелесть. С появлением кино, телевидения, интернета скептики предрекали театру смерть. Но этого не произошло, ведь это живое общение, обмен энергетикой.

 

Фото и видео: Евгения Катушенок