Илья Славутский о перфекционизме, о том, каким должен быть артист, и о фотоспектаклях

Наверное, не будет преувеличением сказать, что один из кумиров продвинутой казанской молодежи - актер Качаловского тетра, заслуженный артист РТ Илья Славутский.

Он - нагловато-очаровательный Глумов, обаяшка Мэкки-нож, виртуозно-артистичный Остап Бендер. По сути, он тянет огромный репертуар. При невыносимой, казалось бы, загруженности ровен, доброжелателен, безукоризненно точен. Ни одного признака "звездной болезни". На любимом народом сайте "ВКонтакте" в одной из групп, посвященных нашему театру, Славутский-младший в разы по популярности обходит коллег-артистов. Пожалуй, такую народную любовь в свое время снискал только безвременно ушедший артист-качаловец Юрий Федотов, да и то популярность Юрия Степановича во времена, когда не было Интернета и глянцев, была куда скромнее.

Молодой публике, которая сейчас превалирует в зале Качаловского театра, нужны молодые герои. Именно с разговора о молодых и началась наша беседа.

- Илья, сейчас в зале на удивление много молодых лиц, это отмечают все, кто приходит в театр. Хотя вроде бы время для молодежи не театральное - Интернет, клубы, есть чем заняться. Как удалось вернуть молодежь в театр?

- Очевидно, этому способствовал комплекс причин. Во-первых, в Казани есть замечательный мастер, режиссер, который создал театр за 17 лет - авторский, фирменный, серьезного европейского уровня. С сбалансированной труппой, с художественным виденьем, с концепцией, с продуманной афишей. Театр культурный, интеллигентный - без пьянства, интриг и провинциальных убожеств. Во-вторых, в обществе возникла потребность вернуться к хорошему и умному - театру, книгам, хорошей музыке и хорошему кино. Люди объелись той дрянью, которая льется с экранов телевизоров в неимоверном количестве, они пресытились тем чтивом, что заполонило полки книжных магазинов, мне даже трудно назвать эти книги литературой. В человеке, так или иначе, природой заложено стремление к прекрасному, и оно рано или поздно прорастает. Люди возвращаются к красоте вопреки тому, что ситуация с культурой катастрофическая. Совсем недавно по каналу "Культура" смотрел передачу, посвященную съезду депутатов двадцатилетней давности, на нем выступал академик Лихачев, потрясающий, умный, образованный человек. Он говорил о том, что без культуры нет нравственности, а без нравственности никакие социальные и экономические программы не будут работать. Эти слова Дмитрия Сергеевича, сказанные двадцать лет назад, сейчас раз в двадцать актуальнее стали. Ничего не будет существовать без культуры, она - тот компонент, который необходим везде. Даже спорт без культуры, без нравственных идей - это всего лишь бизнес. Это не спорт как красота. Поэтому в этом варианте он мне неинтересен. Это заблуждение, что нацию может объединить спорт, - объединить ее может только культура.

- В Казани относительно благополучная культурная среда…

- Согласен!

- Что в этой среде может сделать отдельно взятый театр для людей, живущих в третьей столице?

- Иногда играешь роль, делаешь фотовыставку, и вроде бы все получается, но закрадывается мысль: для себя, что ли, все это делаю? Пришли, посмотрели, забыли. Но это не так! Люди пишут в Интернете, говорят при встречах, как им важно то, что мы делаем. Эти "дорожные столбики" красоты и добра, что мы "расставляем", для них это - нравственный ориентир. Не может в стране героем нашего времени быть Дима Билан. В душах людей все равно остаются герои Достоевского, Шекспира, Маркеса, Булгакова. Кого ни спросишь, любимым романом называют "Мастера и Маргариту". Никто не говорит про романы Донцовой и иже с ней.

- Что сейчас самое страшное?

- Что все стало товаром, можно написать чепуху и издать книгу, если есть деньги. Можно за три дня снять фильм, если есть спонсор, и опять-таки называть себя кинорежиссером.

- Я понимаю, что вы, Илья, приверженец старых добрых ценностей.

- Получается, что да. Чем больше я живу, тем больше им становлюсь. Потому что новых ценностей нет. Вообще-то, по большому счету, нет ценностей старых и новых, есть одни ценности, те, что указаны в десяти заповедях. Есть искусство, а есть халтура. Есть хорошая книга, а есть жвачка. Недавно у одного молодого фотографа я увидел такую надпись: "Хороший вкус - это скучно". Я хотел ему написать, что хороший вкус - это дар Божий. Когда учился в школе, быть двоечником было стыдно, а сейчас почетно. Конечно, отношение к искусству должно контролироваться государством. Можно строить новые театры и реставрировать старые, можно и должно вкладывать деньги в талантливых художников, поддерживать молодых талантливых людей. Все это можно делать…

- У вас, Илья, все-таки особое положение в труппе. Как живется в этой ситуации?

- Спешу разочаровать тех, кто уже потирает руки: мне живется архисложно. Большая ошибка думать, что за меня что-то делается. Кто бы ни были мои родители, каждый вечер к полному залу выхожу я. И если я не буду убедителен, никакие родители мне не помогут. Конечно, у меня трудная ситуация, легче работать в разных профессиях и раздельно. Если папа - директор, а ты - дурак, то так дураком и останешься, папа не спасет. Понятно, что я - мишень для завистников, меня хочется иголочкой уколоть: понятно, у него папа - директор. Я многих знаю, у кого папы директора. Но только что-то у них в жизни не очень получается. "Папа - директор" - это из той же серии мифов, что "все артисты пьют". Хирурги, например, пьют не меньше, а больше. Инженеры тоже, наверное, пьют. Но они не на виду.

- А вы могли бы работать с другим режиссером, кроме Славутского-старшего?

- Конечно, мог бы. Моя профессия это предполагает. Но у меня высокая планка, я уже знаю, что такое хорошо в нашей профессии. Я перфекционист. У меня к себе высокие требования, и у моих родителей ко мне тоже требования высокие. Меня никогда в детстве не баловали, не захваливали. Не помню, когда мне в детстве говорили "хорошо". Обычно я слышал "нормально". Поэтому меня не привлекает поехать Москву и ходить там по кастингам, чтобы участвовать в сериалах. Мне это скучно. Понятно, что там много денег. Но есть же еще и творчество, и самоуважение.

- Ваша мама, замечательная актриса Светлана Романова, рассказывала мне, что в детстве вы не говорили в школе, что ваши родители работают в театре, вы тогда не очень любили театр?

- Я говорил папа: шофер, мама - доярка? Это было связано с разным культурным уровнем моих одноклассников. Мне всегда страшно услышать: "А, артист, изобрази что-нибудь!" Я даже сейчас иногда не говорю, что я - артист, а представляюсь фотографом. Это более защищенная профессия. Никогда не афиширую, что я артист, кто знает, тот знает и с уважение относится, и тогда с человеком приятно поговорить. Недавно пришел по делу в один ночной клуб - хороший, дорогой. Думаю, что здесь меня точно никто не знает. Но столько человек подошло, причем людей самого разного возраста, были среди них и молодые, но такие заядлые театралы! Я просто был в шоке. Никогда не знаешь, где встретишь человека, который ходит в театр. Значит, мы нужны. Это к тому, о чем мы с вами сегодня уже говорили. Такой человек приведет в театр своего ребенка, потом внуков будет водить. И эти дети получат правильные ориентиры. Подумайте только: дети, которые были на премьере нашего "Тома Сойера", уже водят в театр своих детей.

- Насколько для вас важен настрой зала?

- Это важно для всех. Если кто-то говорит, что ему все равно, значит, он не актер. С полной уверенностью могу заявить, что артист видит людей в зале, он должен их видеть и чувствовать. С залом должен случиться роман, это как свидание. Ведь каждый раз на спектакле происходит чудо - все по-новому. Это зависит и от нашей отдачи, и от того, с чем пришли сегодня люди в зале и с чем пришли мы, как мы увидели друг друга. Мне обязательно надо увидеть глаза конкретного человека. Я часто вижу людей на улице и вспоминаю, что видел их в зале - вот этот мужчина, вот эта девушка…

- Кстати, о девушках. Поклонницы не достают?

- Я - счастливый человек в этом смысле, у меня хорошие поклонницы. Это очень интеллигентные люди. Мне повезло, меня жизнь сталкивает с вежливыми, открытыми, образованными людьми. Хочется верить, что я порождаю отклик в хороших людях. Справедливости ради хочу сказать, что я не очень открыт к каким-то контактам с посторонними, я достаточно закрытый человек, я не люблю панибратства. У меня "Вконтакте" написано "Илья Александрович", а не "Илья". Это не потому, что я горжусь своим возрастом или положением, просто полагаю, что даже молодых людей надо называть на "вы". Этику никто не отменял. Почему в Интернете все пишут "привет", "ты" и так далее? Никто не отменял хороший тон, никто не отменял говорить человеку старше себя "здравствуйте". Иногда мне пишут: "Привет, как дела?" Я отвечаю: "Здравствуйте!".

- Илья, вас в театре нельзя уже относить к молодому поколению, недавно в труппу влилась группа выпускников ГИТИСа-РАТИ - они совсем молоды…

- Я - совсем не молодое поколение. Мы в театре называемся "молодые старшие". Есть еще "молодые младшие". Им надо помогать, подсказывать, не только в профессии, но и в жизни. Иногда человеческая позиция оказывается важнее способностей. Человек трудолюбивый, с открытым сердцем обходит в профессии людей, которые, казалось бы, талантливее его. Я много раз это видел, и у нас в театре есть такие примеры. Так что мы - "молодые старшие" - Надя Ешкилева, Марат Голубев, Лена Ряшина - помогаем нашим младшим коллегам просто в жизненных ситуациях. Я исповедую мысль о том, что актер - это прежде всего гражданин, а не тот, кто ходит по сцене и что-то рассказывает. Он должен быть нравственным, образованным, умным. Говорят: артист должен быть глупым. Не может хороший артист быть глупым! Он может быть наивным, но должен быть умен сердцем своим. Его психофизические качества - это данность, как ноги для танцовщика. Но к этому должны прилагаться огромный ум, воля и сердце. Без этого не бывает актера. Такой артист интересен.

- У вас хорошая вторая профессия - режиссер…

- Она оказалась третьей. Второй стала профессия фотографа.

- Я смотрю ваши альбомы, например, "Мастер и Маргарита", и мне кажется, что в этих работах вы реализуете нереализованные режиссерские замыслы. Это так?

- Моя режиссура и актерская профессия переплавляются в фотографии. Кто-то назвал мои снимки "фотоспектаклями". Мне сначала стало грустно, но потом я подумал, что это же интересно. У меня сейчас есть замыслы нескольких таких фотопроектов, как был "Мастер и Маргарита". Этот жанр, придуманный мной или еще кем-то, оказался архисложным. Выразить визуально характер, ситуацию очень трудно. В театре и кино есть текст, есть отношения с другими персонажами. Здесь ничего нет. Есть секунда, и в это время все надо делать убедительно. В "Мастере и Маргарите" мы думали, что же надо внести в кадр. И вдруг поняли: надо все убрать! Все должно быть сосредоточено в глазах. Быт, время - мы напрочь его убрали. Я вообще за аскетизм в жизни.

- А в искусстве?

- И в искусстве тоже. Искусство - это умение отбросить все лишнее. Роден был прав. Это и есть хороший вкус. Когда я снимаю ню, я убираю одно, другое. И в результате у меня всегда получается портрет. У меня вообще нет такого жанра, как ню. Мне хочется к нему вернуться, но чтобы была интересна не физиология, а человек. Без всего, просто личность.

Блиц

- Мне нравится…

- …ум, талант, добро.

- В будущем бы я хотел…

-…быть свободным и счастливым.

- Если бы я не был актером, то стал бы…

-…поваром, ювелиром. Фотографом.

- Мой самый безумный поступок на сегодня...

- Он впереди!

- Как только я ухожу за кулисы...

- …я ни на секунду не перестаю выключаться из спектакля.